Василий Гаврилов
Карла мы всегда считали старшим другом нашей семьи. Мне нравилась его удивительная способность вызывать на непринуждённый разговор на прогулках (он, мне
кажется, специально выбирал такой раскрепощающий способ общения), и способность генерировать и озвучивать в собеседнике мысли, просто внимательно слушая и иногда задавая краткие наводящие вопросы. Так, я от кого-то слышал, Карл беседовал со своими аспирантами. И я всегда представлял его своим руководителем, хотя специальности и даже области интересов у нас были разные. Просто Карла интересовало всё, и эти интересы далеко не ограничивались физикой.
О знаменитых семинарах написано много, я не буду повторяться, и мне посчастливилось участвовать в тройке таких семинаров: один был посвящён нелинейной термодинамике, другой - криптографии, а третий - какой-то поэтический. Также мне посчастливилось быть с Карлом коллегами по работе: он преподавал математику в израильском колледже, я - компьютеры, поэтому у меня был дополнительный уникальный шанс его видеть и с ним общаться. А с самого начала общения с ним, я постоянно ловил себя на мысли - что я говорю с самым настоящим интеллигентом, в самом лучшем смысле этого уникального русского слова (на английском, слово интеллигент, пришедшее с латыни - это больше интеллектуал, без добавленного в русском необходимого нравственного поведенческого аттрибута, который у меня ассоциируется с трансформацией noblesse oblige в intelligence oblige). И вот этим нравственно-поведенческим качеством, порождённым глубоким знанием и образованием как никто другой обладал Карл. И когда я вспоминаю о нём - у меня сразу всплывает русское слово интеллигент. И наоборот, когда я слышу интеллигент в идеальном его смысле - то невольно перед моими глазами всегда одним из первых появляется Карл.
