Белла Штивельман
В октябре 1993 года - о Боже, прошло с тех пор почти 25 лет! - должна была состояться моя свадьба. Тогда еще я не знала, что нужно говорить "первая свадьба", потому что, как выяснилось вскоре, это был лишь короткий эпизод в моей жизни, а все главное было еще впереди. Но как бы то ни было, свадьба планировалась вовсю.
Год, как уже говорилось, был 1993, состояние окружающей страны остро нестабильное - перебои с продуктами, политические катаклизмы и прочие неприятности. А мне 20 лет и, все-таки, свадьба.
За пару лет до этого перебрались в Израиль мой папа и сестра. В спустя год, в 1992, туда же отправилась и мама. Я же обреталась в Питере одна, и мне это, в общем, совсем не мешало. Но все-таки, свадьба... Со стороны жениха обещались быть родители и сестра. Моя же сторона, то есть, сторона невесты, поначалу была представлена только родителями мужа сестры, опекавшими меня во время учебы в Питере. Мама и папа приехать не могли никак - тяжелое финансовое положение первых лет репатриации полностью исключало их приезд. Ситуация была невозможной, но внезапно нашлось нестандартное решение - вместо моих родителей в Питер решительно выехали мамина сестра тетя Стелла из Новосибирска и папин брат дядя Карлуша из Тернополя. Они и стали моими родителями во время этой свадьбы, и была это не только формальность. Или вовсе не формальность. Девочка, привыкшая за эти несколько лет полагаться и расчитывать только на себя, вдруг почувствовала теплое обьятие семьи. Вдруг оказалось, что Стелла почти как мама, а Карлуша почти как папа, и это было необычно и, помнится, сильно взволновало меня.
Хорошо помню, что в детстве Карлуша казался мне большим чудаком. Наши встречи были нечастыми, и я, скорее, его немного побаивалась. Уж больно он был странен - то запоет посреди улицы, то пристанет с разговорами, а то предложит порешать задачки по физике. От всего этого возникало у меня чувство неловкости и неудобства. Когда я, студентка первого курса, осталась в России одна, вдруг выяснилась, что моя ближайшая семья это папина мама бабушка Гита, которая вместе с Карлушей проживала на Западной Украине, в Тернополе. Так и получилось, что лишь на длинные летние каникулы я ездила к родителям в Израиль, а все короткие каникулы в течение учебного года проводила у бабушки и Карлуши. К бабушке было много чувств - бабушку я любила, над бабушкой подсмеивалась, с ней было уютно и тепло. А с Карлушей я вдруг подружилась - неожиданно для себя. Как-то вдруг мне перестали мешать его странности и чудаковатости - наверное, я доросла. И с тех самых пор, с начала девяностых, эти чувства только крепли и увеличивались в объеме. За эти годы Карлуша представал передо мной в разных качествах - опекающим и опекаемым, то моим доктором, то пациентом. Он волновался за меня, а я за него. Никогда он не был для меня выдающимся и ученым, а был моей семьей и другом. Так дико было мне слышать, как в прощальных речах его родные, друзья и почитатели перечисляют его регалии и заслуги. Казалось, я вижу его ироническую улыбку и то, как он насмешливо качает головой, слушая все эти песнопения. Так и хотелось выкрикнуть - о чем вы, какой выдаюшийся ученый, при чем здесь это? Он просто был моим дядей и я его люблю! Вот только слова застряли в горле...