top of page

Мой гуру Карл Яковлевич

 

        Казанский государственный университет (КГУ) - один из первых, открытых в России до сих пор сохраняет свой высокий рейтинг: теперь это КФУ - Казанский (Приволжский) федеральный университет. Я получил хорошее физическое образование на физфаке КГУ, который окончил в 1962 году по специальности "Теоретическая физика", однако настоящим профессиональным физиком меня сделал Карл Яковлевич. Считаю себя его учеником.

        Руководитель моей курсовой работы М.М. Зарипов (будущий директор КФТИ, академик АН РТ) был доволен мной и хотел оставить меня у себя в аспирантуре. но дипломную работу я писал в филиале ГОИ в Казани, и моя жена настояла, чтобы я попытался распределиться в этот НИИ: он появился недавно и обеспечивал молодых специалистов жильём.

        Попытка удалась благодаря тому, что преддипломную практику я проходил там и сумел понравиться научному руководителю З.И. Урицкому. Результаты практики вошли в мою дипломную работу и были опубликованы в 1962 году в журнале "Известия вузов СССР" в соавторстве с руководителем.

        На защите дипломной работы меня неожиданно поддержал К.Я. Его, знакомого ещё по Ленинграду, пригласил к себе З.И. Урицкий, чтобы дать ему возможность спокойно завершить работу над кандидатской диссертацией. Сам Урицкий уже был кандидатом и работал над докторской. Так вот, Урицкий не хотел ставить мне "отлично", но К.Я. аргументированно настоял. Тем самым он первый раз выразил по отношению ко мне свою приязнь.

        Меня приняли на работу в филиал ГОИ на должность инженера с окладом 80 рублей в месяц. Я с удовольствием вспоминаю годы работы в этом НИИ. Библиотека получала практически все физические журналы. Моё рабочее время проходило в чтении статей в этих изданиях - пришлось срочно овладеть английским языком. Помню, руководитель нашего теоретического сектора пригласил преподавательницу английского языка, речь которой нам была недоступна, хотя друг друга мы понимали. Главное - мы научились бегло просматривать нужные статьи на английском языке, который становился международным языком физики.

        Для желающих, как я, заниматься наукой прекрасно работали отдел научно-технической информации, межбиблиотечный абонемент. Поощрялись поездки на научные конференции, так что уже в 1962 году мне посчастливилось принять участие в работе Всесоюзного совещания по теории полупроводников в Баку. К.Я. через своих московских знакомых пристроил меня в РЖ "Физика", редакция журнала была довольна моими обстоятельными рефератами, был доволен и я, поскольку кроме свежей информации по своей работе я получал неплохую добавку к скудной зарплате

        В 1966 году филиал ГОИ стал самостоятельным отраслевым НИИ под названием "Государственный институт прикладной оптики" (ГИПО).К тому времени К.Я. уже успешно защитил диссертацию, я стал младшим научным сотрудником а З.И. Урицкий вдруг уехал в Свердловск - преподавателем в УлГУ. Тогда наш теорсектор расформировали, и я попал в экспериментальную группу А.А. Гужова, созданную под себя заместителем директора ГИПО Ю.А. Шубой. Группа была укомплектована выпускниками технических вузов Ленинграда (ЛЭТИ, ЛИТМО, ЛПИ) и накопила добротный экспериментальный материал. Мне предстояло как теоретику разбираться в этом материале.

        К.Я. попал в свою стихию - отдел Ивана Степановича Аверьянова - и развернул там бурную деятельность: участвовал во всех разработках, читал для технологов курс лекций по физике полупроводников, консультировал соискателей учёных степеней, руководил институтскими семинарами, некоторое время исполнял обязанности ученого секретаря.

        Не забывал он и о моём существовании и как-то предложил подготовить сообщение на тему "Тепловая смерть Вселенной". Готовясь к докладу я вдруг обнаружил существенный пробел в своём физическом образовании: оказывается. я не понимал, что отапливая зимой квартиру, мы отапливаем Вселенную - всё тепло уходит в Космос! Я знал, что все виды энергии в конечном счёте превращаются в теплоту, а дальше? Это открытие меня потрясло, потому что уже имея публикации в солидных научных журналах, выступления на Всесоюзных научных совещаниях, консультируя своих молодых коллег из других университетов, я что-то возомнил о себе... Спасибо К.Я., он очень деликатно помог мне разобраться в сути проблемы. так что доклад имел успех. Именно тогда. благодаря К.Я., я начал интересоваться экологическими проблемами вообще и тепловым балансом Земли в особенности. Когда судьба забросила меня в Ульяновск, я уже был в состоянии читать курс лекций по общей экологии для трёх факультетов УлГУ.

        Настоящим моим "гуру" К.Я. стал, когда он привлёк меня и Н.С. Барышева к редактированию фундаментальной монографии И.М. Цидильковского "Электроны и дырки в полупроводниках" (институт физики металлов, Свердловск). Под руководством К.Я. в моём полупроводниковом образовании произошёл такой сильный скачок, как если бы я окончил ещё один университет. Объём и глубина полученных знаний о детальных  механизмах различных физических процессов в полупроводниках позволили мне существенно расширить мои аналитические возможности, и не только в ГИПО.В Ульяновском Центре микроэлектроники и в УлГУ я уже профессионально занимался исследованиями в области полупроводниковой электроники в сотрудничестве с местными НИИ и заводами. Пригодился и опыт редактирования при издании журналов "Учёные записки УлГУ" (сер. физ.) и "Вестник НГПИ" (Набережные Челны).

        В ГИПО после одного из моих семинарских докладов ко мне подошёл Ю.А. Шуба и предложил опубликовать мои новые результаты в журнале "Доклады АН СССР" с подачи академика А.А. Лебедева. Действительно, статья была принята и опубликована в соавторстве с Ю.А. Шубой. Тогда же К.Я. впервые произнёс слово "диссертация" применительно ко мне. Это было для меня полной неожиданностью - в том смысле, что я и думать не думал о своей, как сейчас говорят, научной карьере: в ГИПО и так жилось и работалось интересно. и так же жили и работали все мои молодые коллеги. Такое было время: год 1966-й.

        Тот год для меня выдался успешным: помимо статьи в ДАН состоялся мой доклад на Научной сессии Совета по физической электронике при Отделении общей и прикладной физики АН СССР, были приняты доклады на Седьмое Всесоюзное совещание по теории полупроводников и на Второй Симпозиум по вакуумной спектроскопии (Тарту). Так что предложение К.Я. было вполне своевременным. В марте 1969 года я выступил со своими результатами во Второй Уральской школе-семинаре по физике полупроводников (Чебаркуль). К.Я. сказал, что мой доклад понравился руководителю школы проф. И.М. Цидильковскому, так что вопрос о главном оппоненте был таким образом решён.

        Однако время шло. Пока я доводил до кондиции (нет предела совершенству!) свою диссертацию, защитился по нашим общим публикациям А.А. Гужов. Для того, чтобы облегчить мне процедуру защиты, К.Я.договорился с З.И. Урицким оформиться к нему в заочную аспирантуру и защищаться в УрГУ. Это было сделано и в 1973 году: я, наконец, представил диссертацию к защите.

        Назначена дата, пройдены все этапы предзащиты, разосланы авторефераты, со всеми бумагами лечу в Свердловск. И тут звонок из Казани: К.Я. сообщает что мою единственную дочь сбила машина, и она в тяжёлом состоянии доставлена в больницу. Я всё бросил и в полночь вылетаю в Казань. Там выясняется, что дочь в руках опытных нейрохирургов и её готовят к операции (трепанация черепа). От меня ничего не зависит, К.Я. сумел меня успокоить и уговорить всё-таки вернуться в Свердловск и пройти защиту.

        Вспоминаю всё это и думаю с благодарностью: ну что бы я делал без К.Я.?! Прямо ангел - хранитель и психотерапевт в одном лице!

        Меня сопровождал в самолёте А.А. Гужов. Всё дальнейшее как в тумане. Запомнились только слова председателя диссертационного совета - в заключительном выступлении он сказал примерно следующее: побольше бы нам , экспериментаторам , таких теоретиков - не витающих в облаках, а приземлённых к живой действенной науке. Слышать такое было очень приятно: значит, я на правильном пути! И К.Я. тоже: мы приносим своим трудом видимую практическую пользу производству, а не только науке. В советское время, академическая наука, к сожалению, была оторвана от жизни. Например, академик А.Б. Мигдал считал, что "Задача экспериментальной физики - подтверждение или опровержение теоретических предсказаний на опыте..." Поэтому министерства и ведомства вынуждены были завести свою сеть так называемых отраслевых НИИ - типа ГИПО

        Вскоре после моей защиты К.Я., как и З.И. Урицкий, ушёл в преподавание - в Тернопольский пединститут. За ним, в 1991-ом году, последовал и я - стал доцентом на физико-техническом факультете УлГУ, а затем в НГПИ - Набережночелнинском государственном педагогическом институте (теперь университет) Преподавательская деятельность мне очень нравилась: после 30-летней работы профессиональным физиком есть что передать студентам - в отличие от скороспелых профессоров. заброшенных в вузы прямо с аспирантуры+докторантуры. Не сомневаюсь, что К.Я.такого же мнения. Он любил и умел доходчиво объяснить, растолковывать сложные вещи - прирождённый учитель (гуру)!

        С другой стороны, уход К.Я. был большой потерей для ГИПО, особенно для отдела Аверьянова Ивана Степановича. По этому я сочинил:

 

        С уходом Штивельмана

        У нашего Ивана

        Осталися не физики,

        А алкаши да шизики.

 

        Не буду называть фамилии, но и тех, и других хватало - и не только в ГИПО.

        К.Я. знал о моей слабости к рифмоплетству. На разгон нашего                 теорсектора я разразился чуть ли не поэмой:

        Согласно диамата

        Все катится куда-то:

        Летят мандаты, даты

        И электроны в атомах.

 

        Есть и у нас история:

        Была лаборатория,

        Где гном открытоглавый

        Урицкий нами правил.

        Сидели мы, радели,

        Волосьями редели...

                      Заканчивалась так:

        Спасибо Штивельману:

        Он протянул нам manus

        Как bonding orbital

 

        Я задумался, какую бы рифму подобрать к слову "орбиталь"- очень много вариантов? В это время подошел К.Я. и забрал мои листочки.

        Сам он обожал О.Мандельштама и часто шептал его стихи. То есть вкус и интерес к поэзии у него были, поэтому его оценка моего "творчества" была для меня значима. Помню, показал ему такое сочинение:

Кто не Таня, та - не Ты.

Все не-Тани за-ня-ты:

    Кто в скитаньях,

    Кто в мечтаньях,

    Кто в метаньях

          Су-е-ты.

Кто без Тани, те - дубы,

Те не встанут на дыбы,

     Те не стонут,

     Те не стынут,

     Те не стянут

           От судьбы.

Те - не Тани, кто со мной:

Тенью Тани - не самой:

     Ни промокнуть,

     Ни просохнуть,

     Ни присохнуть

           К ним ду-шой...

                                                                                  Как мещанин во дворянстве!

        К.Я. прочитал и одобрил: хороший мадригал. Так я познакомился с новым словом - "мадригал".

        Хочу поведать об одном факте из истории нашей миниатюрной теоргруппы, который интересен для характеризации К.Я. как личности. Нас было 5 человек в одной комнатушке, когда объявили о проведении шахматного турнира на первенство института. Надо было заявить команду из 5 человек, одна доска - женская. У нас нет женщин, но участвовать очень хочется. Кого-то осенило: давайте на 5-ую доску заявим фамилию "Штивельман", пусть получает "баранки" за неявку, зато участие обеспечено! Удивительно, но К.Я. дал согласие, и мы заняли призовое, третье место!

        Вот такой был наш любимый К.Я. - Карлуша, как его звали друзья и коллеги. Исключительно деликатный, доброжелательный, ровный в обращении со всеми. У него была забавная привычка - при разговоре касаться иногда носа. Он не пил, не курил, не болел - не помню, чтобы он когда-нибудь "сидел на больничном". Видимо, здоровье было природным, так как физкультура его не интересовала совершенно. Возможно, "виновата" жена Шуя - невропатолог: она не раз консультировала меня по поводу поясничных болей. Свою дочь, Виту, К.Я. просто обожал - буквально пестовал идеального человека: ради общего развития старался познакомить ее со всеми видами человеческой деятельности. В частности, у меня он брал для нее книгу Бенвенучо Челлини "Ваятель Фараона". В итоге, кажется, она стала историком. К сожалению, с тех пор, как мы покинули Казань, мы больше с К.Я. не встречались и не общались. Знаю, что он уехал в Израиль.

 

Виль Тулвинский

bottom of page